Интервью о пересечении лингвистики и информатики, анализе социальных медиа и роли женщин в науке.

Как связаны язык и технологии? Об этом рассказывает Анна Хоменко — кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Центра языка и мозга НИУ ВШЭ – Нижний Новгород. Ее исследования охватывают сразу несколько направлений: от судебной лингвистики до автоматического анализа текстов и диагностики психоневрологических состояний по речи.

1. Ваша научная деятельность охватывает множество областей, от психолингвистики до теории языка и прикладной лингвистики. Какие направления в этих областях вам особенно интересны, и почему?
На данном этапе развития науки и техники любой ученый, в том числе лингвист, как правило, занимается разработкой разных областей знания, интегрируя их в своих проектах для решения прикладных и фундаментальных задач. Я не исключение. В науку я пришла около 10 лет назад из сугубо практической сферы, судебной лингвистики, для того чтобы разработать новую, отвечающую вызовам современности, методику определения авторства текста. Это реализовалось в моей кандидатской диссертации: “Лингвистическое моделирование как инструмент атрибуции текста”. С этого момента все проекты, которыми я занимаюсь, междисциплинарные, они включают и автоматическую обработку естественного языка, и психолингвистику, и методы судебной лингвистки, и, конечно, теорию языка. Ведь чтобы, например, понять, что автор текста принадлежит той или иной социальной группе нужно сначала методами компьютерной (корпусной) лингвистики с помощью автоматики, нейронных сетей или машинного обучения, изучить тексты этой группы и с помощью положений психолингвистики на всех уровнять языка (в парадигме теории языка) изучить наиболее характерные черты этой группы, чтобы сопоставить с ними интересующий текст. Так что все сферы науки о языке важны, все сферы науки о языке нужны при решение любой прикладной или фундаментальной задачи.

2. Работая в Лаборатории теории и практики систем поддержки принятия решений, как вы видите связь между лингвистикой и информатикой? Можете ли вы привести примеры того, как язык влияет на решения в области ИТ и систем анализа данных?
Мне думается, что времена разделения ученых на физиков и лириков прошли, граница между техническим и гуманитарным знанием почти стерлась. Так, я являюсь старшим научным сотрудником Центра языка и мозга и одновременно Лаборатории теории и практики систем поддержки принятия решений.

Для обработки данных любого гуманитарного поля не обойтись без машинного обучения и нейронных сетей, без математики и статистики. И здесь, скорее, стоит говорить не о влиянии языка на ИТ или ИТ на язык, хотя это тоже в некотором роде возможно, а о том, как эти области интегрируются друг с другом при решении функциональных задач. Так, в одном из проектов Лаборатории теории и практики систем поддержки принятия решений мы используем методы сбора больших данных и их обработки, чтобы понять, насколько высока реактивность коммуникативного поля ТикТока, развлекательного по своей сути медиа, в связи с меняющейся геополитической ситуацией. И получается, что уровень реактивности этого пространства гораздо выше, чем мы могли бы подумать.

3. Как вы совмещаете филологическое образование с математикой и информатикой, и какие плюсы и минусы такой комбинации вы видите в своей научной практике?
Сейчас, в век доступности обучения, в век, когда с компьютером посредством интерфейсных приложений все проще общаться на естественном языке (даже для создания компьютерного кода можно «пообщаться» с нейронкой на родном языке и «попросить» ее написать тот или иной его фрагмент), совмещать гуманитарное и техническое образование все проще. Пока минусы такой интеграции почти не ощущаются, только плюсы: любой филолог может использовать готовые программные решения, находящиеся в открытом доступе, чтобы, скажем, создать словарь Достоевского, Пелевина или… ТикТока и что-то в этом словаре изучать. Про минусы такого взаимодействия, про то, что гуманитарное знание может когда-то потерять истинно гуманитарный, а через это свой истинно гуманистический характер, пишут только фантасты. И только время покажет, правы ли они. Пока кажется, что человек все-таки адаптивнее любой машины, а значит, все у него будет хорошо и никакие свои знания он не растеряет.

4. Ваша работа включает использование современных технологий для исследования речи и языка. Какие технологические новшества в лингвистике и психолингвистике вы считаете наиболее перспективными на сегодняшний день?
Перспективных разработок очень много. Например, для анализа речевых и психоневрологических нарушений сейчас используются технологии окулографии (айтрекинга). Машина отслеживает движения глаз человека при чтении, и специальные алгоритмы могут, например, помочь понять, находится ли человек в депрессии или есть ли у него дислексия. Это в свою очередь способствует ранней диагностике нарушений и оказанию своевременной помощи.
Высокий уровень технологий в распознавании речи также неоценимо помогает в диагностике психологических расстройств. Так, возможность преобразовать устную речь в текстовый формат без потери содержания является основой для диагностических инструментов в области психиатрии. С помощью устной речи возможна ранняя диагностика шизофрении, биполярного расстройства, возрастных изменений, таких как деменция и мягкое когнитивное снижение.

Современные технологии компьютерного зрения открывают перспективы для диагностики по устной речи, мимике и жестам человека уровня достоверности его слов, а также позволяют определить степень усталости.
Проекты по данным направлениям активно разрабатываются Центром языка и мозга НИУ ВШЭ-Нижний Новгород и нашими коллегами-медика из Нижнего Новгорода, Самары и Башкортостана.

5. Ваши исследования также касаются анализа массовых медиа и политической коммуникации. Каковы особенности лингвистического анализа политической речи и массовых коммуникаций в современной России?
В современной России политическая коммуникация анализируется так же, как и любая другая, теми же методами и алгоритмами. Так, в проекте по анализу социального медиа ТикТок мы, как и в других проектах, собираем базу данных видео этого коммуникативного пространства, обрабатываем их с помощью стандартных методик анализа мультимодальных текстов (текстов, где есть не только словесный компонент, но и визуальные, музыкальные и пр.), итоговый анализ пропускаем через инструменты статистической обработки, получаем интерпретируемые результаты.

6. Что для вас стало наибольшим достижением в научной и педагогической деятельности за последние годы? Как это повлияло на вашу дальнейшую карьеру?
Мне кажется, что наибольшим достижением стало то, что нам удалось за последние годы создать действительно междисциплинарную команду профессионалов для наших проектов: лингвисты, социологи, компьютерщики из Вышки и других университетов России, медики из разных университетов страны, международные партнеры из Китая, Бразилии, Южной Африки. Не последнюю роль в таком сотрудничестве сыграла моя поездка на Форум молодых ученых стран БРИКС. Это потрясающее мероприятие, которое формирует не только научные коллаборации, но и крепкую дружбу между странами.

7. Какие сложности вы встречаете, когда работаете над междисциплинарными проектами, и как эти трудности преодолеваются? Есть ли у вас примеры успешного решения таких проблем?
Трудностей всегда немало. Начинаются они, как правило, с метаязыка, то есть языка науки. В разных дисциплинах одни и те же термины могут интерпретироваться различным образом, это усложняет коммуникацию. Иногда бывает ощущение, что разговариваешь с коллегами на иностранном языке, причем у каждого этот иностранный свой. Здесь важно перейти с русского (или английского или испанского – в зависимости от того, какой проект) на человеческий. Важно на первых этапах понять друг друга, выстроив четкую систему, определить, что каждой стороне нужно от коллаборации. В этом нередко помогает опыт научно-популярных выступлений и статей, они помогают рассказать простыми словами о сложном. Поэтому любому ученому полезно выступать и писать не только для научного сообщества, но и для широкой публики.

Примеров успеха совместных проектов много, ведь если ты начал работу, то ее обязательно нужно довести до конца. До логического финала нами доведен, например, очень амбициозный проект с психиатрами Приволжского исследовательского медицинского университета. Активно развивается проект с социологами по ТикТоку. Сегмент этого проекта сейчас на стадии перехода на международный уровень с нашими партнерами из Китая. Начинаются проекты с медиками из самарского Медицинского университета Реавиз, готовится междисциплинарный проект с социологами из Московской Вышки и медиками из Башкортостана. Уверена, что со всеми партнерами мы не просто найдем общий язык, но и сделаем что-то стоящее.

8. Как вы считаете, есть ли в научной среде препятствия для женщин, и что нужно делать для того, чтобы развиваться в науке, будучи женщиной? Сталкивались ли вы с подобными трудностями в своей карьере?
Скажу честно, что, на мой взгляд, исходя из моего личного жизненного опыта и пути, наука сейчас максимально гендерно нейтральна. Я никогда не сталкивалась с какими-то сложностями в связи с тем, что я женщина: мне не отказывали в финансировании или признании заслуг в свете моего пола. С внешними проблемами в научной среде я не сталкивалась никогда. Есть проблемы внутренние. Это проблемы, связанные с нехваткой времени, ведь семья и ребенок всегда стоят на первом месте, в них вкладываешь основное время и силы. Но так происходит в любой сфере, не только в научной. А сама нехватка времени ощущается сейчас у любого человека (неважно, женщина это или мужчина) все по тем же причинам: семья, дети, просто максимальная многозадачность. Так что проблемы у всех примерно одинаковые.

Про одинаковость проблем мужчин и женщин и про гендерные стереотипы, которые до сих пор бытуют в современном обществе мы с коллегой, Юлей Барановой (кстати, представителем технической сферы знания, программистом) говорим в подкасте «По следам идей | Бесконтрольная выборка». В качестве гостей мы приглашаем специалистов разных сфер, психиатров, писателей, критиков, чтобы через призму литературной традиции и науки обсудить бытование тех или иных гендерных стереотипов. Ведь это в науке реалии фильма «Bimboland» 1998 г., кажется, уже стерлись, а в литературной среде, среде кногоиздания, например, дела обстоят соврем иначе, да и в бытовой сфере гендерные стереотипы (как о женщинах, так и о мужчинах) еще очень сильны. Через историю их появления, через современное состоянии и их обсуждение хотелось бы как можно больше из этих стереотипов развенчать.
 
9. Ваша карьера в науке и преподавании наглядно демонстрирует успехи женщин в академической среде. Какие советы вы бы дали молодым женщинам, которые хотят построить успешную научную карьеру? Какие качества, на ваш взгляд, важны для достижения успеха?
Мне кажется, наука никак не отличается от любой другой сферы деятельности: в ней нужны упорство, терпение, работоспособность, способность к творчеству. В науке, правда, ко всему прочему крайне высок уровень ответственности за то, что ты делаешь. Если ты сделал что-то стоящее, то нужно а) всецело отвечать за результат; б) иметь смелось поделиться этим результатом с широкой аудиторией; в) уметь защитить свою позицию. Отсюда, наверно, и нужные в науке качества:

– умение защищать свою позицию;

– умение нести ответственность за свои слова;

– смелость и отвага, требующиеся для вынесения результата работы на суд научного сообщества и мира в целом.

Последний навык сейчас позволяет нарабатывать среда социальных сетей и медиа. Мне кажется, ученым пора понемногу выходить из лабораторий и кабинетов, рассказывать про то, что они делают, людям вокруг. Это здорово, что существуют такие проекты, как ваш. Это ценно в том числе потому, что сейчас, в эпоху кардинальных перемен, в эпоху очередной технологической революции, важно сформировать у людей позитивное восприятие научного и технологического прогресса. Важно, чтобы люди не боялись технологий, здраво оценивали их. Так, мне кажется, любому ученому сейчас вполне приемлемо рассказывать о том, что он делает в своих соцсетях, например. Это вдохновляет, помогает найти новых соратников, заразить наукой других людей.

10. Как вы видите будущее науки и образования в России, особенно в контексте новых технологий и цифровизации образовательного процесса? Какие изменения, на ваш взгляд, могут повлиять на развитие науки для женщин?
Процесс получения образования упрощается, образование выходит в цифровую среду. Естественно, это позитивно сказывается на охвате аудитории. Цифровая среда как образовательная имеет свои минусы, но общество синергетическая система, а человек адаптируется к условиям очень неплохо, поэтому, мне кажется, в данном случае сработает закон системы сообщающихся сосудов: если где-то наполненности стало меньше, то где-то она возросла. Посему мой прогноз для системы образования в России достаточно позитивный: образование будет доступным и только от человека будет зависеть, захочет он взять все, что ему готовы дать, или нет.

Мне, если честно, не очень нравится определение «наука для женщин». Я искренне считаю, что науки для женщин или для мужчин не существует. Существует наука для человека. Мое мнение мотивировано тем, что на своем пути я никогда не сталкивалась с каким бы то ни было проявлением неравенства в профессиональной деятельности. Если же говорить о том, как изменится наука для человека с появлением большого количества сервисов цифрового образования, то хочется верить, что только позитивно. Хочется верить, что новая среда сделает возможным появление новых ученых уровня Кулибина и Лермонтовой, Циолковского и Ермольевой.